Времена года. III. Зима 19-20

   Я стоял в конце толпы, в коридоре, и пытался, не смотря в видоискатель, навести свою камеру-мыльницу между голов, пришедших тогда попрощаться, людей на лицо женщины, смотрящей в сторону своего отца, отпеваемого в ту минуту. Я громко, намеренно, кашлял, когда камера автоматически перематывала плёнку для следующего кадра. Благо, оставаться не пристыженным мне помогало басистое, иногда даже раскатистое, пение священника. Мои руки невероятно дрожали, а глаза бегали из стороны в сторону точно так же, как когда я покуривал на лестничной площадке, стырив у своего отца сигарету в свои одиннадцать лет, который, кстати, в этот раз стоял совсем рядом со мной и, вроде как, был единственным, кто в итоге заметил мою проказу - мы с ним были там будто бы одинаково далеки от всех этих людей - он был связан со всеми ими только через свою связь с женой, моей матерью, в то время как я пытался духом всегда быть ближе именно к нему, в виду, наверное, того, что все какие-либо мои родственники в девяносто девяти и девяти процентах случаев были родственниками моей мамы, когда у папы была всего лишь одна единственная младшая сестра, живущая в хоть и небольшом, но всё-таки большем, чем наш посёлок, почти соседнем городке, откуда они с ним, собственно, и были родом. Насчёт некоторых сюжетов я бы мог сказать, что будто бы я, как фотограф, почему-то обязан их снять - будто бы все только и ждут, что я их сниму. Сниму что-то такое, что обычно носит либо интимный, либо трагичный характер. Хотя, наверное, можно сказать, что любая трагедия интимна, ровно как и любой интим - трагичен. В тот день трагедия трёхдневной давности уже плавно перерастала в интим. И естественно, что сюжетов, идеально подходящих для ошеломляющей фотографии, там было навалом - например, уже на самом кладбище, откуда-то, у нашей процессии появилось несколько цыган - девушка и пару подростков, просящих, конечно же, помочь им хоть какими-нибудь деньгами - я хотел было снять их, стоящих в ряд вдоль служебной газели, но, то ли из уважения, то ли из-за страха наделать шуму своим поступком, спросил у них разрешения на это, на что, конечно же, получил отказ. Я точно дал им какую-то мелочь, собрав её чуть ли не со всех своих карманов - после чего они направились в сторону оставшейся толпы, где тотчас же схлестнулись с одной из сестёр моего деда, являющейся, пожалуй, самым воцерковлённым человеком из всех моих родственников - я видел как в яростном споре должны были столкнуться два взгляда, к которым я стремительно направлялся уже заранее и у которых я уже был готов без всяких стеснений достать из-за пазухи свой фотоаппарат, как вдруг на моём пути оказалась ещё одна дедовская сестра - собственно, жена умершего - она что-то спросила у меня, и, хоть это и было что-то отвлечённое, я никак не мог проигнорировать её, понимая, что более необходимо тогда было оказать внимание ей, ответив на тот её, напрочь забытый мною уже через некоторое время, вопрос, как бы выражая ей мои соболезнования и поддержку - боковым зрением, пока я смотрел ей в глаза, я видел как растворяется тот идеальный момент, но все равно пошёл в ту сторону, когда вся толпа уже рассыпалась по кусочкам и направилась в сторону выхода - только тогда я заметил, что мы были на самой окраине кладбища, за которой виднелось небольшое, уже раскатанное трактором, поле, намеченное, очевидно, для новых захоронений. Я тихо, ни о чём не думая, сделал снимок в его направлении. Как я уже говорил - иногда встречаются вещи, которые будто бы сами настаивают на том, чтобы я их сфотографировал. Те снимки из квартиры, конечно же, оказались недостаточно засвеченными, чтобы на них можно было хоть что-то разобрать. 

TR/ST - Stain
TR/ST - Enduring Child